Франко-рома-алжирский режиссёр Тони Гатлиф, наиболее известный своими знаковыми фильмами, включая Korkoro, исследует темы нации, идентичности и культуры Рома. Родившись под именем Мишель Дамани 10 сентября 1948 года в Алжире, Гатлиф переехал во Францию в начале 1960-х годов во время Алжирской войны. Его мать была рома из андалузии, а отец — бербером. Сам Гатлиф подчёркивает, что глубоко идентифицирует себя с культурной идентичностью Рома и связывает опыт их общин  — изгнание и отсутствие гражданства — с более широкими темами эмиграции, перемещения и потери родины. Его знаковый фильм Latcho Drom (1993), а также последующие работы, включая Gadjo Dilo, Vengo и Korkoro, интегрируют музыку и культурную устойчивость как центральные темы. Искреннее вовлечение в культурные практики и верования Рома делает фильмы Гатлифа важным противовесом стереотипным кинематографическим образам этого народа.

В фильме Latcho Drom, пожалуй, самой известной работе режиссёра, показано культурное и музыкальное путешествие Рома от Индии до Испании, представленное в виде серии музыкальных выступлений. В отличие от романтизированной экзотизации музыки Рома, в западной классике, фильмы Гатлифа — это не фетишизация «другого», а альтернативная историческая повесть, раскрывающая значение музыки и культуры в устной истории, сопротивлении и формировании идентичности Рома. Его фильм Korkoro (2010), название которого означает «Свобода» на языке романи (и был выпущен во Франции под названием Liberté), продолжает эту линию, сосредотачиваясь на опыте общины Рома во Франции времён режима Виши.

В центре фильма — Талош (в исполнении Джеймса Тьерре), духовно живой, но хрупкий ментально рома, чья детская непосредственность воплощает стремление к свободе. Одна из самых символичных сцен — когда Талош босиком бежит по полям с раскинутыми руками, словно с крыльями. Это телесное, музыкальное и эмоциональное выражение полной свободы, символ сопротивления усиливающимся ограничениям Виши. Вместе с семьёй Талош путешествует по французской провинции в кочевых повозках, следуя многовековому образу жизни, основанному на устных традициях, музыке, духовной связи с природой и коллективной жизни. Такие практики, как ритуальная чистота, почитание огня и избегание оседлой жизни, — это не просто культурные особенности, а неотъемлемые черты идентичности Рома.

Однако их свобода оказывается под угрозой: режим Виши, действуя под давлением нацистской Германии, вводит запрет на кочевой образ жизни. Все кочевые народы, включая Рома, обязаны регистрироваться и оставаться на одном месте, что ведёт к наблюдению, преследованию и интернированию. Эти меры отражают антицыганскую   политику Третьего рейха в Германии, Австрии и других регионах. Исторически важно отметить, что насильственное оседание кочевых народов — это инструмент геноцида и разрушения, как в случае с казахами/Ашаршылық (1930–33), коренными народами Северной Америки, жертвами политики Мао в Китае (1958–62) и голод в Эфиопии (1974–1991). Геноцид Рома в Европе — неотъемлемая часть колониальной истории и насилия на континенте. Искусство и устойчивость общин — не просто репрезентации, а формы живого знания, которые исчезают вместе с преследуемыми народами. Уничтожение культуры Рома во время Холокоста было таким же целенаправленным и жестоким, как и уничтожение еврейской культуры. Например, в Треблинке музыкантов Рома заставляли сжигать свои инструменты перед убийством; в Аушвице-Биркенау и Заксенхаузене существовали «цыганские оркестры» для развлечения охраны; музыкальный садизм нацистов также касался Рома. Тем не менее, образы Рома в западной классической музыке продолжают существовать — например, в «Кармен» Бизе, «Цыганке» Равеля и «Венгерских рапсодиях» Листа, что делает подлинные художественные реакции, такие как Korkoro, особенно важными.

Гатлиф ярко и с уважением изображает традиции Рома: от праздничных общих трапез до центрального места музыки, исполняемой на традиционных инструментах — цимбалах, скрипке, гитаре и аккордеоне. Эта музыка — живое выражение памяти, идентичности и сопротивления.

Когда семья прибывает в деревню, она сталкивается с любопытством, подозрением и ограниченной поддержкой. Единственный союзник — нотариус мадам Люнди (в исполнении Мари-Жозе Кроз), осознающая опасность, нависшую над Рома. Тем не менее, Рома  трудно адаптироваться к оседлой жизни, намеренно вступая в конфликт с репрессивными законами Виши. Талош особенно остро реагирует на любое ограничение свободы — это метафора народа, выживание которого зависит от движения, устной традиции и сплочённости.

С развитием сюжета становится ясно: трагедия неизбежна. Семья оказывается интернирована в лагерь без предъявления обвинений. В этот момент в фильме подчёркивается разница между внутренним миром семьи и внешним насилием государства. Молчание, нарушаемое только редкими репликами и музыкой, акцентирует внимание на травме и стирании истории геноцида Рома. Камерные сцены в лагере сосредоточены не на жестокости, а на ритуалах, достоинстве и духовной стойкости.

Даже в лагере семья сохраняет свою культуру и достоинство. Гатлиф не показывает массовых убийств напрямую — вместо этого он использует символику, тишину и визуальные образы. Финальная сцена с Талошем, исчезающим в лесу, вызывает чувство жертвы, таинственности и боли. Его судьба остаётся неизвестной, но очевидно одно: он выбирает смерть или исчезновение, а не жизнь без свободы. С ним уходит и музыка. Фильм завершается трагически и Клод, молодой француз-сирота, остаётся хранителем памяти о семье Рома.

Korkoro — не просто историческая драма, а акт культурной памяти. Гатлиф возвращает голос забытой истории, почитая жертв геноцида народа Рома с глубочайшим уважением и художественной силой.

Автор и переводчик: Александра Бёрч